27 января в России отмечают День Ленинградской победы – годовщину полного освобождения города от фашистской блокады. Петербуржцу Леониду Романкову было четыре года, когда начались трагические события. Он рассказал Metro о том, как удавалось выживать в осаждённом Ленинграде.
Научились читать в четыре года
Близнецам Леониду Петровичу и Любови Петровне по 87 лет.
Он в прошлом депутат Законодательного собрания, сейчас занимается литературным творчеством. Она физик, до сих пор работает в Физико-техническом институте имени А.Ф. Иоффе. Брат и сестра очень дружны.2020-е. Брат и сестра: Леонид Петрович Романков и Любовь Петровна Мясникова
предоставлено Леонидом Романковым
Фото:
– В 1941 году нам с Любой исполнилось по четыре года, нашей сестре Марине было уже 10 лет, – рассказывает Леонид Петрович. – Конечно, у меня нет связного воспоминания о блокаде, только отдельные картинки. Первое время, когда звучала воздушная тревога, мама водила нас в бомбоубежище. Там мы с сестрой научились играть в карты в дурака. А потом сирена выла так часто, что уже не было сил спускаться то и дело в убежище. Мама размещала нас на полках стенного шкафа, он был встроен в капитальную стену. Мы лежали с Любой в темноте и обсуждали любимую книгу. Поскольку мы почти не ходили на улицу, в четыре года уже научились читать. И первой книжкой, которую я освоил самостоятельно, была "Мифы Древней Греции". Вот приключения Ясона и Геракла мы с сестрой и обсуждали.
"Мама нашила нам на ватники тряпочки с именами и фамилиями, чтобы нас в случае чего можно было опознать"
Леонид Романков
Кота выменяли на батон белого хлеба
Леонид Романков вспоминает, что их семья выжила в блокаду в том числе благодаря бабушке.
– Она пережила Гражданскую войну, по привычке запасала на зиму продукты. Весь стенной шкаф был забит крупами и макаронами. Но скоро всё это мы съели. Нас же много: прадедушка, бабушка с дедушкой, мама, папа и трое детей. Папа был химиком, он придумал способ сделать техническую сою пригодной для употребления в пищу и тем самым спас много жизней. Иногда приносил комки этой сои домой.
Леонид Петрович рассказывает, как вместе со старшей сестрой Мариной ходил в Таврический сад собирать крапиву для супа. Чтобы не заболеть цингой, в семье пили воду, настоянную на сосновых иголках.
– С нами жил ангорский кот Стёпка, – вспоминает Леонид Романков. – Тогда уже многие съели своих котов, но мы не могли этого сделать. Выменяли его в булочной на батон белого хлеба. Стёпка должен был уничтожать крыс в булочной. Может быть, его там всё-таки съели, но это уже мне неизвестно.
1941 год. Люба и Лёня
предоставлено Леонидом Романковым
Фото:
Рыбий жир и свежая морковка
На улице Чайковского у семьи была четырёхкомнатная квартира, но в годы блокады все жили в двух самых маленьких комнатах.
– Было холодно, окна забиты фанерой, – вспоминает Леонид Петрович. – Помню, папа заболел двусторонним воспалением лёгких, лежал в углу комнаты. Его сослуживец принёс пузырёк рыбьего жира. Мама говорила, что он спас этим нас, детей. Мы уже доходили. Я попал в больницу. На Марсовом поле у нас была грядка, и вот мама принесла мне целую морковку!
В школу близнецы пошли уже после Победы.
– Я сильно болел и год пропустил, – рассказывает Леонид Романков. – Люба приходила из школы, и мы вместе делали уроки. Потом я пошёл сразу во второй класс. Если честно, то я не вспоминаю блокаду как какое-то ужасное время. Мы были слишком малы, слишком долго длилась блокада. Мы просто не помнили, что бывает по-другому. Казалось, что это и есть нормальная жизнь – сирена, холод, бомбёжки, крысы. Но я с ужасом думаю, что должны были чувствовать родители, видя, как их дети медленно движутся к голодной смерти.
Свежие комментарии